– Давид, насколько было тяжело, начиная художником-декоратором, входить в картину уже в качестве художника-постановщика?

– Дело в том, что я был к этому готов не только на этой картине. Уже долгое время стать художником-постановщиком было моей целью… А поскольку у меня уже был достаточный опыт работы, то на роль художника-постановщика я перешел без проблем. Тем более, если говорить о «Мужском сезоне», я был в материале с самого начала съемок.

– В своей работе уже в качестве художника-постановщика Вам пришлось использовать какие-то наработки Данилы Духавина?

– Дело в том, что в подготовительный период мы обсуждали некоторые объекты… Не на всю картину, конечно. Какие-то объекты импровизировались на ходу, поскольку по ним не было эскизов, а поэтому не было и никакой конкретики. Например, чуть ли не в последний момент у нас все-таки появился один из объектов, использование которого долгое время было под вопросом. Но, в принципе, следовать чему-нибудь… Наверное, этого и не было. Единственно, это было Управление, которое мы решали сообща. Потом, конечно, конфигурация выставления стеллажей… да и весь интерьер Управления был изменен.

– А насколько тяжело (или легко) было работать с Олегом Степченко?

– По своему образованию он и сам художник-постановщик и поэтому хочет видеть свою картинку. Да, иногда между нами возникали какие-то трения. У меня даже был такой переломный момент, когда мне показалось, что я просто морально устал. Но потом понял, что трения между режиссером и художником-декоратором или художником-постановщиком – это нормальный творческий процесс.

Кроме того, изначально я для себя усвоил следующее: надо непосредственно вести разговор с Олегом. Обсуждать мельчайшие детали декорации даже без каких-то зарисовок, а хотя бы на словах. Главное, осуществить то, что он хочет увидеть. Благодаря этому в последствии и не возникает никаких вопросов, вроде, а почему это сделано именно так. Потому что режиссер уже изначально в курсе, почему декорации именно такие, а не другие.

– А какой объект на «Мужском сезоне» можно назвать самым тяжелым?

– Наверное, все они были тяжелы каждый по-своему. Потому что нам приходилось и сутками работать, и оставаться допоздна.

– Это правда, что Вам и Вашей команде пришлось провести несколько ночей в бункере Сталина (на глубине 70-ти метров), декорируя подпольный завод по производству и фасовке наркотиков?

– Да, мы спали как раз на тех самых нарах, которые нами же и были сооружены для рабов этого мини-завода.

– И сколько ночей Вы провели в этом месте?

– Двое суток мы вообще не поднимались на поверхность.

– Насколько тяжело было работать в таких условиях?

– Меня начали пугать этим объектом еще заранее. И когда я первый раз приехал туда, я действительно не оказался от него в восторге, потому что нас очень сильно поджимали сроки, а работы там было очень много, именно поэтому нам там пришлось и ночевать. А потом – ведь там очень большое расстояние от шахты лифта до самого объекта, и все приходилось перевозить своими силами, все эти груды металла и прочий реквизит.

– А продукты на импровизированный рынок, устроенный в одном из корпусов завода АЗЛК, завозились тоннами?

– На самом деле, да. Потому что в «Газель» вмещается полторы тонны, а там таких «Газелей» было очень много.

– И какая судьба была у этих продуктов?

– Многие продукты испортились, поскольку съемки проходили не один день. А потом там падали горящие машины... Что-то сгорело, что-то пропало, а что-то было просто растоптано.